Довольно старое эссе и относительно новый текст-перевод. Надеюсь, хоть кто-то эту тему прочитает...

Дождь

Дождь устлал всё небо над Городом. Крупные капли барабанили по старым, не знавшим ремонта крышам домов, и этот звук отдавался стократ благодаря особому эхо, непохожему ни на горное, ни на то, что встречаешь в большом, старом и заброшенном доме. Звуки ливня будто оградили всё вокруг плотной пеленой, прорвать которую было решительно невозможно. Дополняли безрадостную картину мрачные серые тучи, низко нависавшие над жителями Города и предсказывающие дождь. Таких предсказателей хотелось, как встарь, сжечь, но, увы, над природой не было власти ни у кого из деятелей общества, и посему плотный слой грозовых облаков укутывал Город в тяжёлое одеяло. Казалось, что это именно то одеяло, которое способно, змеёй обмотавшись вокруг спящего, вызвать у него кошмарные сны. Но Город давно уже не видел снов. По одной причине - он уже давно не жил, а существовал. И казалось, что движение машин по его древним улицам и медленный ход его обитателей - это лишь иллюзия. Потому что этот Город уже не мог быть. Но он был. Вопреки всему.
Такие дни хотелось забыть, навсегда вычеркнуть из памяти. Усиливал это желание и тот факт, что день находился в окружении своих солнечных собратьев месяца июня, дней, когда вся природа поёт, когда кажется, что даже громада древнего Города просыпается от древнего сна, а дух его радостно витает над златоверхими храмами и склонами днепровских холмов... Те дни вселяли надежду. А такие, как тот, который безраздельно царствовал ныне, навевали грусть, уныние и безысходность. Их ненавидели все, даже те, кто любили дождь сам по себе. Исключение составляли лишь те, кто вот в такой день обрёл своё счастье, и, смотря на серый и унылый пейзаж из окна, вспоминали его двойника, который стал для них знаменательным в этой жизни. Но таких было немного. В целом же людям хотелось выть волком, многие выбирались из Города, подсознательно желая никогда в него не возвращаться и зная, что это желание никогда не сбудется.
Как правило, в такие дни не происходило ничего особенного - на удивление, даже не бывало сообщений об очередном восстании народа в голодной Африке. Пелена дождя словно становилась непроходимой границей Города, эдаким его "железным занавесом", за которым была Неизвестность. Жизнь текла в своём вечном русле неспешно, как и мутно-серые воды Днепра, давно уже переставшего быть бурным потоком, но оставшимся символом Города. Страшным символом, показывающим всю низость его нынешнего состояния. Люди неохотно просыпались (а кто же хочет просыпаться, когда за окном успокаивающе шумит дождь?), завтракали, шли на работу, сидели там до навеки заданного времени, возвращались, ужинали и опять ложились спать. В эту строчку умещается вся жизнь человека в дождливый день.
Тем удивительнее было видеть на центральной площади Города толпу. Непривычно ёжась - скорее даже не от холода, а от того, насколько чужим для живущей толпы был этот серый мир - она стояла и покорно ждала. Ждала, казалось бы, маленького, но в то же время такого важного чуда, которое должно было состояться в четыре часа. Сейчас, если бы перед ними появился столь часто обсуждаемый в последнее время чёрт и предложил им продать душу за это чудо - а точнее, за то, чтобы его результат одновременно стал причиной для счастья всех собравшихся - вероятно, перед ним выстроилась бы длинная очередь аж до Бессарабки. Хоть настроение всех и было бравурным, но в душе у каждого ютились смутные переживания, родственные тем, которые всегда навеивает сонный дождливый день, и в то же время такие отличающиеся. Странным образом там же находилось место и для надежды. Ошеломляющее чувство - чувствовать себя эдаким чемоданом с двойным дном, непривычное, но ни с чем не сравнимое. Наверное, тем, кто не любил события, родственные этому чуду, не понять, как это. Эти бедные люди никогда не ощутят такую горечь, связанную с таким, казалось бы, небольшим (всего полтора часа) и неважным (по сравнению с тем, что творилось с политиками Города) событием, если его исход окажется неудачным. И точно так же им никогда не понять, как можно из-за события такой важности в случае его положительного результата радоваться до безумия, кричать от радости так, чтобы соседи, прикорнувшие на часок после обеда, проснулись и начали бить в колокола - то есть в батареи... Ну а для тех, кто был на площади, свободы было ещё больше, так что можно было мчаться неведомо куда с расставленными аэропланом руками, чтобы в итоге, запрыгнув на какую-нибудь близлежащую возвышенность, торжествующим жестом вскинуть оба кулака в знаке победы. Дело было за малым - за самой победой... И за неё все присутствующие молились - мысленно или вслух, каждый своими словами, но все просили небеса об одном. Наверное, попади на площадь какой-нибудь экстрасенс (если допустить, что действительно существуют таковые, а не маскирующиеся под них шарлатаны), он бы сказал, что энергия здесь зашкаливает. И эта энергия не была следствием событий, происходивших на этой площади в своё время, всколыхнувших всю страну. Страна всколыхнулась и теперь, и на площади каждого её Города собралась ровно такая же толпа. Они ждали чуда. А секундная стрелка часов на этих площадях подходила к двенадцати...

Something remains

Which fate
Which sorceress
Which love
Which passion
Which drum
Which trumpet
Which history
And which lamp

The strong cigarette, the oppressing coffee
It is raining there, on the Aegean sea -
Is kiss going to last under such a rain?
Mist attacks, and depression’s a truce
Umbrella of feelings to close when it’s tough
What’s the distance between Here and Us?

If only the child wouldn’t fear the height and run
Rooks sacrifice pawns there on the Ionic sea
The one who’s being discussed is mute
The one who feels thirst gives food
And the abyss widens when you’re not the one
Horizons help to run from the prison
Of the same old bed

Which fate threw us into the world to die
Which sorceress cursed us when we were born
Which love inherited disagreement and hatred
Which passion separated Together from Away
Which drum set the rhythm of despair
Which trumpet toughened the claws of the Beast
History buried him deep underneath us
How did it happen for your lamp to go out
And so you are not watching me anymore
Not. Watching. Anymore.
Not. Watching.
Anymore.

The time is half to three, and the chemistry comes into action
On the Mediterranean sea they called you a Sleeping Beauty
When you were laying there on your side
I touched you in your sleep
For my pulse to go faster
Give rights to the dreams
Give freedom to the dreams

When everything’s black, some spark comes out of nowhere
When everything’s lost, some voice from above says:

Something remains.
Something remains.

(S.Mesimeris)