неужели есть версии, на что она решилась?

а еще?

и все?

а все-таки неплохо, что ты меня только с девятого знаешь  а то мало ли чего могла бы порассказывать с предыдущих девяти лет 

уже совсем скоро главное что это будет концовка уже, сразу все три последние главы, так что если вдруг кто читает, может начинать перечитывать, или хотя бы первую главу перечитайте... концовка с ней связана 

Валдая

-1-

     Сегодня утром я проснулась от того, что все они стояли рядом. Все пятеро. Они ничего не хотели, их лица не выражали ни злости, ни боли, ни радости – ничего. Казалось, они даже не видят меня.
И все-таки это были они – герои моего рассказа «Туман». И они знали, что я была здесь, в той самой комнате, где убила их. Зачем они пришли? Я не стала спрашивать. Но я чувствовала их каждой клеткой, и мне стало не по себе. Я встала, и вышла на веранду.
     Была  глубокая ночь, должно быть, самая её середина. Всего несколько часов назад, когда мы ложились, небо над нашей дачей напоминало персидский ковер, усыпанный алмазами – настолько много ярких и чистых звезд виднелось сквозь сосны. Светила луна – огромная, круглая, холодная и как всегда прекрасная. Облаков не было, и луна освещала все так, что в лесу можно было рассмотреть каждое дерево и каждый куст. Но сейчас за окнами веранды не было видно вообще ничего: должно быть, уже прохладный августовский ветер привел тучи, и луна скрылась. И все же на веранде было светло: справа, возле печки, сидел призрак одиннадцатилетнего мальчика. Свет исходил из него.
     Мы уже встречались раньше, и я не испугалась. Этот мальчик жил возле реки, у большого городского моста – там, где весной 90го года его мачеха сначала оглушила его, а потом утопила. Это была темная история, и я подумала, что мальчик пришел сюда, чтобы рассказать её. Но он только покачал головой, и встал, указывая на лес:
     - Идем.
     Двери были заперты, и нам пришлось идти через стену. Это оказалось совсем не сложно, и через пару минут мы были уже на дороге,  ведущей в лес. Вокруг стояла почти ощутимая темнота, и если бы призрак не излучал слабого, белесого сияния, я вряд ли видела бы даже его самого: он шел чуть впереди, указывая путь. На самом деле, в этом не было необходимости: я выросла здесь, и уже знала, куда мы идем.
     В десяти минутах от нашей дачи находится старая лесная поляна. Ни один взрослый так и не смог рассказать мне, как и когда появилась она среди древних, исполинской высоты деревьев. Но было в ней что-то странное, что-то настоящее и сильное – она притягивала даже тех, кто впервые оказывался в этих местах. Мы шли на эту поляну.
     В лесу что-то случилось. Что-то очень важное, но незаметное для человека. Было понятно только, что лес изменился: он ожил, как будто в старое немощное тело вернулся дух. Мы шли по широкой, очень хорошо знакомой мне дороге – и все же она была совсем другая: она вилась, и, казалось, поторапливала нас. И еще этой ночью в лес вернулись совы. Я никогда не слышала и не видела их здесь, но пока мы с призраком шли к поляне, над нами то и дело проносились группки этих пернатых стражей ночного леса. Их крылатые тени пересекали дорогу, а их крик заставлял вздрагивать в суеверном страхе, знакомом еще наших предкам. 
     Наконец, мы вышли на поляну. Было все так же темно, но когда призрак остановился и указал рукой, я увидела впереди костер, и возле него – два поваленных  дерева. Всё было приготовлено, все как будто ждало нашего прихода. Мы прошли поляну насквозь, устроились у огня, и стали ждать.
     Через пару минут я почувствовала, что мы здесь не одни. От темноты отделился человек, и, не глядя на нас с призраком, сел напротив. По его движениям было видно, что это старик: он опирался на длинный кривой сук, садился медленно, осторожно. На нем был длинный плащ с капюшоном, который закрывал его лицо почти до подбородка. На правом плече старика сидела сова – большая, серая, с белым ободом под шеей. У совы были необычные, очень большие ясные глаза – казалось, она смотрит за них обоих – за себя, и за старика. Сова глянула на нас, на костер, и закрыла глаза.
     Старик поднял свой сук, пошевелил горящее полено в костре, потушил выскочивший уголек, и внезапно, надломленным сухим голосом проговорил:
      - Хочешь, я расскажу тебе историю этой поляны?..
     И, не дожидаясь ответа, он начал.

-3-

     Её звали Валдая, и ни волки, ни медведи не попадались ей на пути. Лес любил эту странную девушку, и не хотел ей зла – а потому оберегал от злых хищников, направляя их в сторону от Валдаи.
     В тот день, когда она не вернулась в деревню, с неё произошло нечто, чему она сама еще долго потом не могла дать название. Наполнив свою корзину задолго до полудня, Валдая углубилась в лес, и как всегда потеряла счет времени. Она шла знакомыми только ей одной тропами, и совсем скоро вышла к мелкому, но быстрому лесному ручью. Здесь верхушки деревьев расходились, и пропускали солнечные лучи, позволяя им золотить мягкий и сухой мох. Валдая любила это место, и часто приходила сюда мечтать: что или кто являлось тогда деревенской девушке, не было известно никому. Она садилась у ручья, и, казалось, переставала существовать телом, замирая от нахлынувшего счастья. Иногда она и правда засыпала, и тогда ей приходилось выслушивать сварливые речи матери, будто бы взволнованной её запозданием. Нельзя сказать, что Валдая не любила свою мать: когда-то давно, когда Валдая еще была ребенком, мать пела ей по-деревенски напевные древние песни, и иногда играла с ней во дворе. Валдая помнила её улыбку в те минуты, и её русую крепкую молодую косу. Но время шло,  у Валдаи родились брат и младшая сестра. Мать согнулась под бесконечными ведрами воды, работой в поле, в доме, во дворе… Песни прекратились, улыбка исчезла, и вместо этого Валдая все чаще стала слышать сухие толки о грядущем урожае и приближающейся зиме. Тяжелая серая жизнь и вечный труд смогли убить её мать, и Валдая не чувствовала к ней того прежнего чувства тепла и нежности. Может быть, и воспоминания о молодой  беззаботной матери мелькало перед её взором, когда она опускалась на лесной мох в своем потаенном месте, и, поддавшись ласке солнечных лучей, засыпала.
     Легкая дрема тронула Валдаю и в тот день. Проснувшись, она долго лежала, не открывая глаз, силясь понять, что случилось. Она вспомнила утро, вспомнила, как оставила корзину с грибами, вспомнила, как пришла к ручью и, должно быть, уснула здесь. Но что-то было не так, как всегда: тишина – странная обволакивающая тишина окружала Валдаю со всех сторон. Никогда прежде в лесу не было так тихо: птицы, деревья, даже ручей – молчало все. Валдае показалось, что все замолчало ради неё: чтобы не тревожить её сон. Отогнав эту нелепую мысль, она приподнялась и села. И в тот же миг все снова заговорило: весь лес, на сотни голосов, звуков, щебетов…
     Вдруг, среди всех этих звуков, Валдае послышалась человеческая речь. Нет, Это не было речью, но только звуки, которые раздавались со всех сторон и, не откуда конкретно. Из этих звуков Валдая явственно различила слово: «имя… имя….имя…» - повторяло эхо. Валдая встала, с трепетом сложила на груди руки и, каждый миг боясь увидеть кто или что говорило, повернулась вокруг себя. Ничего не было – только эхо все настойчивее и четче говорило ей «имя… имя….». Повинуясь внезапному порыву, Валдая глубоко вдохнула, и крикнула:
     - Валдая! Валдая! Валдая!!! – и эхо тот час же подхватило её имя, и уже вес лес повторял его снова и снова. Но только замолк вдалеке его последний раскат, как раздался новый, заставив Валдаю вздрогнуть: «Не бойся…не бойся… Валдая…  увидь…увидь меня!» - эхо заполнило все вокруг, и Валдая почувствовала, что кто-то живой был здесь, и совсем рядом с ней. Валдая обернулась еще раз, и еще, и еще – на долю секунды ей привиделся человеческий контур на той стороне ручья, но в следующее мгновение его уже не было. Десяток чувств проснулся одновременно в сердце Валдаи: испуг и страх, изумление и удивление, восторг и радость.… А еще глубже, под всеми этими чувствами  зашевелилось сознание совершающегося чуда и волшебства. «Увидь меня… Валдая… увидь…» - говорило эхо, уже не вторя себе, будто бы человеческие звуки, наконец, легли на его язык.
     - Кто ты? Кто ты? Мне страшно, я не вижу тебя! – закричала Валдая, и услышала очень четко, и совсем рядом, с той стороны ручья: «Поверь, и ты увидишь. Поверь». Звук был  чистым, нежным, и настоящим, как будто бы до него можно было дотронуться – и сердце Валдаи, давно уже ждущее чего-то волшебного, чего-то другого чем все, что было вокруг, -  сердце Валдаи вздрогнуло. Уверенность в чуде породило веру, и она, обретя силу, поднялась над всеми прочими чувствами. И тут Валдая увидела.
     На той стороне ручья стоял Дух Леса.
     Всесильный на своей земле, он принял облик человека – но едва ли его можно было описать. Единственное, что хорошо различила Валдая среди яркого света, были его глаза: нежные, кроткие, добрые глаза не отпускали Валдаю. Им не было конца – в глазах этих отражался весь лес мира, и они улыбались.
     - Не бойся меня, Валдая. Ты знаешь и любишь меня, и я не трону тебя. Я – это лес. И лес – это я. Идем со мной, я покажу тебе весь мой дом.  – Дух Леса протянул к ней руку, и Валдая, плененная его глазами и влекомая его голосом, уже не отдавая себе в этом отчета, тронула эту руку и шагнула в ручей. И в тот же миг всю её прошлую жизнь, все её воспоминания заволокло туманом. Валдая и Дух Леса растворились в чаще.

-5-

     Близилась самая короткая ночь года.
     Ночь, когда язычники славянской земли праздновали Купалле: у реки и на перекрестке дорог они зажигали большой костер, над которым на длинном шесте крепили промасленное колесо: оно горело, изображая собой солнце, и защищало их дома и их самих ото всей нечисти, выползавшей в это время из своих укрытий. Люди собирались возле этого костра, водили хороводы, пели и плясали древние обрядовые танцы. Юноши и девушки особенно любили эту ночь: они прыгали через костер, показывая свою храбрость, и паре, прыгнувшей вместе, суждено было никогда уже не расставаться. До самого утра они искали папараць-кветку, а на рассвете девушки выходили к воде и опускали в реку венки, плетенные накануне: считалось, что, если венок поплывет, скоро встретить его хозяйке суженого. Все позволено было в эту ночь; молодежь ждала её с замиранием сердца.
     Одна Валдая не была увлечена приготовлениями к Купальской ночи. Целыми днями пропадала она в лесу со Святобором, возвращаясь домой под вечер. Да и деревенские юноши и девушки не звали к себе Валдаю: все они давно уже считали её помешенной одиночкой, и не стремились вовлечь в свои игры. «В семье не без урода» - поговаривали они, уводя с собой брата и сестру Валдаи. Жители деревни, особенно после трехдневного её исчезновения, сторонились Валдаи, и боялись её.
     Наконец, Купальская ночь настала. Только старики да малые дети остались дома: вся молодежь и все взрослые ушли к берегу небольшой речки, текшей неподалеку. Там, почти у самого леса, зажгли они огромный костер: старое колесо загорелось сразу, и празднество началось. Хороводы быстро разгорячили людей: повсюду слышался смех, и, с восторгом, они носились по кругу, подхватывая один напев за другим. 
     Валдая сидела в стороне и улыбалась, глядя на  радостные лица вокруг. Ей самой было весело: праздник захватил её, общее настроение волшебства передалось ей. Да и Святобор был рядом. Он, невидимый для всех, кроме Валдаи, стоял здесь же, возле костра: прислонившись к дереву, сложив на груди руки, он смеялся, глядя на людей, и подпевал, и подтопывал в такт древним, хорошо знакомым ему песням. «Должно быть, ему очень одиноко всегда жить одному. Лес прекрасен, и все же…» - подумала вдруг Валдая, глядя на него. Святобор словно уловил её мысль: он повернулся к ней, и благодарно-ласково сверкнули его глаза. Валдая не могла сейчас подойти к нему: вокруг были люди, её мать.… Но она знала, что произойдет позже: когда колесо погаснет, вся молодежь деревни отправится на поиски папараць-кветки. Этот огненный цветок, раскрывающийся всего раз в году – в Купальскую ночь,  издревна волновал умы людей. Нашедшему его прочили лесные клады, несметные богатства и исполнение всех желаний. Валдае никогда не хотелось найти папараць-кветку, но она была рада, когда колесо догорело, и вся деревня устремилась в лес. Теперь она могла быть рядом со Святобором – даже не замечая этого, вскоре они оставили людей далеко позади, и чаща закрылась вслед за ними.
     Долго бродили они по ночному лесу. Вокруг было очень темно: тяжелые тучи заволакивали летнее небо, и вскоре далеко-далеко в стороне засверкали первые молнии. Гроза постепенно приближалась, крупные, острые капли стали подать все чаще и чаще. Совы летали вокруг,  ухая протяжно и жутко; странные тени мелькали между деревьями. Но Валдае не хотелось вернуться, ей даже не было страшно: Святобор шел рядом, и, казалось, вел её куда-то.
     Дождь между тем усиливался. Валдая уже не замечала, как капли опускались на её лицо, соединялись с другими, и тонкими быстрыми струйками бежали вниз: по щекам, волосам, платью… Молнии сверкали теперь совсем рядом, и очень часто: была воробьиная ночь, как называли её в народе. Гром заглушил голос Святобора, когда он внезапно остановился, и, указывая куда-то впереди себя, что-то сказал Валдае. Она хотела  переспросить, но, подняв голову, поняла все сама.
     В нескольких шагах от них, за стеной дождя, в окружении полной темноты ночного леса, что-то сверкало, переливаясь от нежно-серебряного до лазурного цвета. Это была папараць-кветка.
     Валдая осторожно подошла к ней, и, присев рядом, робко повела рукой по её лепесткам. Валдая даже подумать не могла, чтобы сорвать этот вожделенный всеми цветок: он был детищем леса, любимым сокровищем Святобора. Ни за что на свете не хотела бы она причинить боль этому цветку. Сознание, что они нашли его, что он здесь, рядом! – опьянило Валдаю. Она вскочила, и, бросившись к Святобору, схватила его за руки. Святобор засмеялся, и земля ушла у них из-под ног: мокрые и счастливые, они закружились вокруг цветка в подобии хоровода.  Дикие звери подходили к ним совсем близко, провожали их удивленными мордами, и снова исчезали. Совы слетелись на соседние ветки, и молча таращились на них, позабыв свое уханье.… А они все кружились,  кружились, кружились… 
     Наконец, гроза стала стихать. Из темноты проступили деревья: где-то далеко-далеко на востоке начинало светать. Папараць-кветка стала меркнуть, и спустя мгновение, закрылась на целый год. Купальская ночь кончалась.
     Тяжело дыша, Валдая и Святобор вернулись обратно к воде, где теперь было пусто, и только обгорелое колесо мрачно возвышалось в предрассветном сумраке. Они простились, и Валдая пошла берегом реки в сторону деревни. Лес остался позади, и вскоре она больше не могла видеть Святобора. Валдая остановилась.
     Вокруг неё было поле, слабо зеленеющее посевами. На другом его конце курились избы её деревни, в которую со всех сторон возвращались смеющиеся парочки. Возле Валдаи не было никого: река одиноко текла, равнодушна унося своим размеренным течением девичьи венки, не задумываясь, что творит этим чью-то судьбу. Валдая вошла в воду, и опустилась на колени: совсем мокрая от дождя, она уже не чувствовала холода, и забыла о нем. Она сняла свой венок и медленно отдала его реке. Та также спокойно подхватила его, и унесла вслед за другими. Глядя, как уплывает её венок, Валдая впервые в жизни подумала о своем будущем.
     «Замуж? – прошептала она, - зачем? За кого? Чтобы стать такой же? Чтобы пойти дорогой матери, и никогда больше не чувствовать, не видеть…» И тут новая мысль поразила Валдаю: не быт, не серая деревенская жизнь пугала её -  но Святобор. Валдая вдруг сжала руки и громко вскрикнула: она поняла, что полюбила.
     Да, да, она полюбила его! Всем своим сердцем, всей душой! Всем существом своим полюбила она того, кого не было для целого мира. Для целого мира!... Полюбила призрак, тень, дух, бога…. Полюбила мысль о нем, думала о нем каждый день, каждый час, каждую минуту и каждое мгновение…. Всегда чувствовала его рядом с собой, верила в него, слышала его, говорила с ним…. Это было совершенным безумием, и едва ли Валдая понимала это. Испуганная, она встала, и, дрожа от прикосновения утреннего ветра, шатаясь, побрела в деревню.

-7-

     Шесть дней не приходила в себя Валдая. На седьмой молодой здоровый организм взял своё, и разум её прояснился. Болезнь отступила.
     Но еще несколько дней пришлось пролежать ей в своем убогом углу, выздоравливая. Все это время мать сновала мимо неё, неободрительно косилась, и временами качала головой. Мать насторожил бред Валдаи, и теперь она дожидалась, когда можно будет поговорить с дочерью.
     И вот, удобный момент настал. Был вечер, и Валдая сидела у дверей, облокотившись на шершавую и неровную стену дома, подобрав под себя ноги, худыми руками стягивая на плечах старый материнский платок. Впереди, в грязной луже, увлеченно возились немытые и полуголые деревенские дети, а еще дальше шумел лес. Валдая смотрела на его родные и милые её сердцу черты, и казалось ей, что глубоко-глубоко внутрь леса проникает её взгляд: вот первые, отчетливо различимые березы, под ними тот самый, дорогой ей орешник, дальше – сосны, широкие и сильные, могучие деревья с голыми стволами и завораживающей вершиной, и потом, за ними – чаща. Острые, злые ели, которые принимали и пускали не всех, раскрываясь избранным. И где-то там, в этой чаще, одиноко бродил сейчас её Святобор. Мысль о нем заставила Валдаю вздрогнуть и сжаться: она не помнила, сколько дней пролежала в беспамятстве, и Купальская ночь казалась ей очень, очень далекой. Но чувство её жило: она достаточно окрепла, и уже завтра, рано-рано утром снова уйдет в лес – так думала Валдая, и радостно загоралась её кровь, и быстрее бежала к сердцу, и оно стучало, стучало, стучало…
     - Все-то тебе мечтать, неразумное ты создание! – вдруг громко запричитала мать, появившись на пороге, -  А о чем мечтаешь, дуреха? Уродилась на мою голову! Святобора ей видите ли подавай, Сам к ней приходит! Послушай меня: не гневай владыку нашего, пока тебя не услышал. Любишь его, говоришь? А он где? Чего же не пришел к тебе, когда помирала тут, и мать одна тебя выходила? Молчишь? То-то же. Вот и молчи, и выкинь дурость всю эту, гляди вон на младших своих, и не мечтай, а работай! Ой, горе ты мое, горе, за что ж ты мне такая? – мать уже ушла, но Валдая долго еще слышала её голос, нервный, усталый и злой.
     И тут что-то дрогнуло в душе Валдаи. Страшная, темная мысль закралась туда: а правда, где был Святобор все эти дни? Почему не пришел, если в деревне все равно не могут видеть его? Почему не поддержал её, забыл о ней тогда, когда ей действительно было плохо? «Что же не пришел к тебе?..» - слова эти засели в сердце Валдаи, и жгли его, и мучили. «А вдруг…вдруг ничего этого не было? Вдруг я и правда безумна, и все это – только сон?» - Валдая порывисто вскочила, еще плотнее завернулась в платок и, поразившись своей догадке, удивленно подняв узкие брови, посмотрела на лес. «Нет, он там. Я знаю, он там – и завтра утром я приду к нему… Но почему же, во имя всех наших богов, почему же он сам не пришел ко мне?» - и в горьком сомнении, в последний раз тяжело взглянув на лес, Валдая скрылась внутри хаты.
     … На опушке леса невесело, как будто от глубокого вздоха колыхнулись ветви орешника. Древние языческие боги знали и свято блюли понятие чести. Никто из них, никогда и ни ради чего на свете не покинул бы свой пост – даже ради того, что было дороже им целого мира.